Романтики и философы 10/10

МАЛЬЧИК ЧУТКО СПАЛ

Мальчик чутко спал, а звезды пили

молодое лунное вино.

Медленные парусники плыли

чуть волос касаясь. Так давно

было это, только не со мною,

а в какой-то сказке. Я забыл.

Подойду к окну, затем открою...

Зыбкое мерцание светил

обозначит в сумраке предметы:

книжный шкаф, узорчатый ковер.

Мальчик просыпайся.

Где ты? Где ты?

Звезды начинают разговор.

Огляжу я комнату и странно -

все как в детстве дышит и живет.

Зеркала и темень под диваном,

сам диван, и кресло, и комод.

Воздух весь просеян мелко-мелко

звездно-тополиным серебром. Тихо,

только звякнула тарелка,

щелкнуло вверху под потолком.

Лунное вино течет, играет.

Парусники-мысли в нем плывут.

Даже полусгнившие сараи

за окном как сказочный приют

и мышам, и кошкам, что притихли,

чтобы всласть сразиться в поддавки.

На луне, наверно, пыль и вихри.

На земле – огни и огоньки

наполняют темное пространство.

Мчатся автолайны по шоссе.

Под луною тополей убранство

словно бубенцы. Во всей красе

двор родной, таинственные дали,

отдаленный шум и голоса,

милые, знакомые детали.

Я в окно гляжу во все глаза.

В детстве отдыхает мир усталый

и давно уставшая душа.

Мальчик спал. Но знал уже сначала,

что земля и вправду хороша...

НА КНИГУ МАРТИНА БУБЕРА «Я И ТЫ»

Кто ты? Кто? Имеет ли значение,

если ты стоишь передо мной.

Сердцевина жизни, излучение

обнимает целый шар земной.

И в нежнейшей зелени берёзовой,

сквозь твоё промытое окно,

растворились сны и звуки слёзные,

и мученья вместе с тишиной.

Растворилось время безутешное,

и тоска, сводящая с ума.

заполняешь ты и небо вешнее,

шорохи, пространство, и дома.

Ничего; всё как обычно будто бы,

просто ты передо мной, и здесь.

От Кусково, дальше, и до Бутово

пролилась сиреневая взвесь.

Пролегло над городом свечение.

над стеной, над крышею любой,

над мостом, над Яузой вечернею,

там, где ты, да я иду с тобой.

***

Ищете мыслей особенных

и откровений заветных

в стихотворениях собственных…

и у различных поэтов?

Есть там сады акварельные

(светом заполнены дальним),

есть и совсем неподдельное

прикосновение к тайнам.

Там и оттенки рассветные,

там и шутливое скерцо.

Но не того и не этого

хочет уставшее сердце.

В сказках изящно-неистовых,

в звуках прекрасных для слуха

нам бы любви, нам бы истины,

как проявления духа.

НЕОБЯЗАТЕЛЬНЫЙ РОМАНС

Голубые огни магазина

говорят о волшебных вещах,

что послушно лежат на витринах,

но измен не желают прощать.

По какой-то особой морали

эти бывшие короли

в одночасье обычными стали,

оттого что не их предпочли.

Им не больно, но жутко и странно

за обиду свою на людей

в пальцах цепкого ониомана

костенеть умирать без затей.

Портсигар, где колосья и трактор,

бирюзовая брошь и браслет

превращаются из артефактов

в безделушку, в бездушный предмет.

А по городу кабриолеты

жмут на полную мимо нас.

И плевать им, что кто-то и где-то

пропоёт этот грустный романс.

МЕТАМОРФОЗА

Как шевроле спешит куда-то

весь в отражениях Москвы,

меняя вывески Арбата

на пыль измайловской листвы,

так и моё стихотворенье

день ото дня, день ото дня

меняет скорость, свет, движенье

само собой и без меня.

И ты средь клерков и рабочих

с авоськой, с кейсом, налегке

не хочешь этого иль хочешь –

как все спешишь в моей строке.

С Гольяновской на Госпитальный

свернешь, а я уж на мосту.

И поезд мчится в город дальний,

где алыча растёт в саду.

А здесь сквозь солнце проезжает

трамвай вдоль рыже-желтых плит.

В стихотворении у края

девчонка с плеером стоит.

Стихи – лишь столбик на бумаге.

Но всё в них тайною живёт:

собаки, спящие в овраге,

и за оградою завод.

На поэтическом наречье

предметы говорят с тобой.

На гранях их весенний вечер

оставит отсвет голубой.

И шевроле покроют тени,

но даже с окончаньем дня

процесс подвижных изменений

стихи продолжат без меня.

ПУШИНКА

Сверкающий поток автомобилей:

шум, копоть, брань водителей, гудки.

А рядом тополиный пух плывущий

в вечернем зное, у окон пятиэтажек.

Одно окно открыто. В глубине

склонившись, моет девочка посуду.

Снаружи невесомая пушинка

в нагретом воздухе застыла неподвижно.

Садится солнце. Отсветы заката

в проем окна проникли и легли

на облики задумчивых предметов.

Вдруг, повернула девочка лицо

и солнце озарило лоб высокий,

красивый мягкий подбородок, нос и губы,

и взгляд ее упал на ту пушинку…

Она смотрела долго, замерев,

и темно-синюю в руках держала тряпку.

Происходил невыразимый диалог

души и мира, жизни и мгновенья.

Внизу сверкал поток автомобилей:

шум, пыль, гудки, все та же ругань…

Кто б мог за чередой дорожных знаков

хоть краешком сознанья догадаться,

что в промелькнувшем за стеклом автомобиля

пятиэтажном неприметном доме

к судьбе притронулась душа невольным взглядом,

к судьбе притронулась... и только ли к своей?